Страждущий веры (СИ) - Страница 33

Торчащий из земли корень схватил меня за ногу. Я упала и ударилась головой об толстый сосновый ствол. Тело пронзило болью. Дышалось с трудом. К горлу снова подступила дурнота. Слёзы смешались с тёплыми струйками крови.

Лирия нигде не было. Мне всё почудилось. Или нет? Это за мной гналась моя совесть. Что же я наделала! Вейас предупреждал, что никому моя жалость не поможет. Айка стояла перед глазами живая, робко прятала покалеченную руку за спину, улыбалась тёплыми уголёчками глаз и протягивала букетик васильков. Но стоило мне прикоснуться, как она падала замертво. Пластами слезала кожа и плоть, оголяя кости. Из глазниц вылезали жирные личинки. У всех было перекошенное от ярости лицо Лирия. Личинки ползли ко мне и кричали:

— Это ты убила Айку! Тебе подобные уморили её брата голодом и отрубили ей руку. Убийца! Сдохни!

Безумные видения осаждали сознание. Я пыталась сосредоточиться на чем-то добром и светлом, но ничего не получалось. Мысли всё время возвращались к Айке. Я ненавидела себя за то, что подошла к ней и заговорила. Если бы не я, она была бы жива!

Жёсткий сосновый ствол врезался в спину. Только он удерживал меня на тонкой грани реальности. Тёмная бездна небытия надвигалась всё ближе, пока не перенесла меня в туманную пустошь. Я бродила по ней, звала кого-то, но слышала лишь эхо в ответ.

Лицо утёрли мокрой шершавой тряпкой. Пахнуло несвежим. Я дёрнула головой, отгоняя дурманный сон, и открыла глаза. На меня уставилась косматая бурая морда. Громадная пасть распахнулась, обнажив клыки, и протяжно рыкнула. Я затаила дыхание, не смея шелохнуться.

Медведь, а это был именно он, принялся слизывать запёкшуюся кровь с моего лица. Сейчас откусит. Буду без лица, как Айка без руки. А потом Вейас загонит мне в спину нож из жалости. Нет! Сейчас не время сходить с ума.

Я зажмурилась. Медведь снова рыкнул и прошёлся языком по моему уху. Едва удалось сдержать дрожь. Это наказание за то, что убила Айку. Я открыла глаза и уставилась в медвежью морду. Зверь замер. Взгляд-то какой проницательный, почти человечий.

— О, великий хозяин тайги, отец Дуэнтэ, — заговорила я, перебирая в памяти нянюшкины сказания. Слова молитвы приходили сами: — Именем твоей милосердной жены Калтащ, золотой бабы, заклинаю, прости, что пролила невинную кровь в твоём лесу. Я искуплю её кровью паскудных демонов и благими деяниями во славу всей земли мидгардской.

Медведь вытянулся во весь рост и закрыл собой небо. Спина прогнулась. Рёв ударил по ушам. Медведь замолотил лапами по воздуху перед собой. Сейчас задерёт. Просить бесполезно — чужая стихия не знает пощады.

— Брат мой, Ветер, спаси, умоляю, — зашептала я трясущимися губами. Глаза застлала пелена мутных слёз. С кончика носа падали солёные капли. — Я не хочу умирать!

Налетел ветер, поднял в воздух прошлогоднюю листву и швырнул в морду разбушевавшегося зверя. Медведь удивлённо вскинул голову и уставился в небеса. Неподалёку раздался едва различимый лай. Зверь неуклюже развернул свою огромную тушу и скрылся в густых зарослях малинника.

Я измученно выдохнула и закрыла глаза. Пустая, словно выеденная скорлупа. Выжженная и мёртва, как земля после пожара. Ни мысли в голове, лишь тупая апатия и ломящая боль в окаменелых от напряжения мышцах. Надвигалась тьма. Но лес не отпускал, будоражил шорохами и запахами. Собаки лаяли совсем рядом. Спугнули какую-то птицу. Затрещали ветки, будто кто-то ломился через гущу, над самым ухом раздался возглас:

— Она здесь, Вей, быстрее!

— Лайсве! — меня обняли и встряхнули жёсткие руки. — Ты в порядке? Что случилось?

Я с трудом разлепила глаза, щурясь в лучах яркого солнца. Кто этот высокий стройный юноша? Мы знакомы?

— Да ты вся мокрая, — он принялся стягивать с меня одежду. Я соображала, как сонная муха, а двигалась и того медленней. Вместо протеста получилось нечленораздельное мычание. Резкий рывок отозвался такой болью, что я чуть не упала в обморок.

— Эй, оставь её, — я с облегчением узнала возмущённый голос Вейаса.

— Я хотел помочь! Она сильно ободралась, а на затылке шишка с кулак. Надо её согреть и отвезти к целителю, иначе будет худо, — суматошно оправдывался незнакомец. Я ему не верила.

— Я её брат, а ты чужой. Занимайся лучше своими гончими — я сам всё сделаю, — веско оборвал его Вейас и оттолкнул в сторону.

Снова залаяли собаки, сучья затрещали под тяжёлыми шагами. Почему так громко?

— Тише, родная, — успокаивающе зашептал Вейас. — Я с тобой — теперь всё хорошо.

Он развязал тесёмки на рубашке, аккуратно вынул мои руки из разодранных в клочья рукавов и стянул с меня превратившиеся в лохмотья штаны. Получалось только тихо стонать, когда брат случайно задевал ссадины и разливавшиеся по всему телу синяки. Вознаграждением за пытки стал плотно обёрнутый вокруг меня плащ, который ещё хранил тепло моего брата. Лихорадочные мысли постепенно приходили в порядок.

— Заставила же ты нас поволноваться! Ещё повезло, что у Петраса свора гончих оказалась, иначе ни в жизни тебя в этих лесах не нашли, — успокаивал Вей, поднимая меня на руки.

Значит, это был наш кузен. Я помнила его сопливым мальчишкой, всего на год старше нас с братом, а сейчас он стал такой взрослый и важный.

— Не хочешь рассказать, что произошло? — позвал Вей.

Я качнула головой и спрятала лицо у него на плече, хотела укутаться в родной запах, как в плащ.

— Ну и ладно. Ты жива — это главное. Целитель тебя быстро на ноги поставит, вот увидишь.