Пустота внутри разъедала. Как будто боль, которую я прежде не замечала, хлынула мне на голову, погребая под собой. Я свернулась клубочком, пытаясь сдержать рыдания.
«Вжих!» — донеслось сквозь глухое марево в моей голове. Апатия отступала. Я увидела напряжённую, бугрившуюся мышцами спину Безликого. Он сидел у речки, скрестив лодыжки, и остервенело шлифовал клинок точильным камнем.
Ему не понравилось? Да и как могло понравиться, ведь я даже хуже, чем обычные человеческие женщины. Холодная рыба. Наверняка моё тело показалось ему уродливым, как тело Микаша — слабым. Небось, только тоску разбередила. Даже заговорить теперь страшно. А ну как обругает? Устыдит? Скажет, какая я мерзкая. Я этого не переживу. Я так хотела...
— Получилось? — спросила я, задавив в себе эмоции.
Безликий замер. Неуверенно повёл плечами. Не обернулся, не произнёс ни слова.
Жестокое похмелье накрыло с головой. Предательский всхлип сам вырвался из груди.
Безликий вздрогнул, как будто его плетью огрели, и подскочил на ноги.
— Чего ты ждёшь? Вот он я. Я больше не прячусь. Приди и возьми меня, демоны тебя раздери!
Не оборачиваясь, он подошёл к рисункам и вскинул руки, словно тянул оттуда мглу, которую до этого сам же туда и упрятал. Он хочет погибнуть? Из-за меня? Зачем?!
Бесцеремонно разбуженная мгла загудела ещё злее. Упираясь в самый свод, поднялся чёрный вал, полотном ненависти окутывая Безликого. Никто из духов не спешил на помощь. Им запретили? Безликий стоял неподвижным утёсом, наблюдая, как мгла заполоняет всё вокруг. Не шевелился, выжидая.
— Выходи, Тень. Я знаю, ты там. Давай же, выплесни свою ярость, твоё падение и все твои злоключения — моя вина. И больше ничья. Так разорви меня, убей, удовлетвори свою месть и мою заодно. Я никогда не стану с тобой на одну сторону.
Меня колотило от страха.
Не надо, пожалуйста! Если ты погибнешь, исчезну и я, и прекрасная Тэйкуоли, и весь наш мир! Ты не можешь так поступить!
— Спаси нас! — я протянула к нему руки, умоляя. — Я верю, ты сможешь. Ты лучший из всех.
Он повернул голову. Синие глаза полнились боли и сожаления.
— Брат мой, Ветер, живи! — прошептала я на прощание.
Чёрное облако поглотило его, радуясь лёгкой победе. В призрачном гуле слышалось злорадное ликование. Неужели конец?! Без него… лучше бы и так.
Воздух заискрил от накапливаемой силы. Яркая вспышка ослепила, отчаянный вопль хлестнул по ушам. Я бессильно распласталась на землю. Чувствовала, как она содрогается от мощных толчков.
В темноте закрытых глаз лучились силуэты крылатых мечников.
Руна «исаз» — лёд на спине одного, руна «турисаз» — тёрн на спине другого.
Застыли, двинулись.
Единым последним порывом.
Кто-то выживет, кто-то упадёт поверженным, а может, и оба.
Прямо сейчас, ибо ждали слишком долго.
Медленно.
Ближе.
Соприкасаясь и раня.
Разошлись.
Которого задело?
Замер один, замер другой.
Руна «исаз» тускнеет, опадает, вместе с ней и свечение.
«Турисаз» смотрит на меня недобрыми разноцветными глазами.
Идёт, чтобы придушить мерзкую гадину.
Меня.
Я сажусь на колени и обречённо свешиваю голову.
Не важно, в чём моя вина, но если его больше нет, то и мне незачем быть.
Полыхающее зеленоватым лезвие заносится над шеей.
Опускается.
Неумолимо.
Фиолетовый пламень пронзает грудь «турисаз».
В конвульсиях яркого света колыхается силуэт.
Опадает.
— Не трогал бы её — победил, — сквозь пелену кошмарного сна слышится голос Безликого.
Руна «перт» — тайна теперь прожигает его грудь.
Когда я пришла в себя, снова увидела Безликого. На земном лице Микаша явственно проступили точёные черты небожителя. В глазах решимость. Движения уверенные и грациозные. Он легко вил из поверженного чёрного облака тонкие нити, как до этого делал с жидким огнём из озёр. Мгла шипела и стенала, пытаясь достать до обидчика, но разбивала щупальца об исходящее от небожителя фиолетовое сияние. С затухающим тоскливым воплем Легион спрятался в кипящих лавой рисунках. Безликий надгробием вонзил меч в последний из них и, утерев пот, отошёл на несколько шагов.
— Так много силы... — глядя на собственный ладони, произнёс он. Впервые после нашей близости взглянул мне в глаза. — Лайсве, зачем ты отдала мне своё сердце?
— А разве я могла иначе? — мой голос сипел так, что я с трудом признавала его.
Безликий потупился. Хотела бы я прочитать его мысли, но вокруг них глухая стена, как вокруг сильнейших телекинетиков.
Бог вернулся к мельнице и сбил рукой корку с одной из спиц в колесе.
— Лёд начал стаивать.
— Так наколдуй его обратно. Сил-то у тебя теперь предостаточно, — безразлично ответила я.
Злилась и ничего не могла с собой поделать. Жалела, что не умерла в этой битве. Внутри разбухало разочарование, хотя я с самого начала знала, что надеяться на ответные чувства глупо и мелочно. Любовь должна быть жертвенной, бескорыстной, не требовать взаимности. Но от неприкрытого пренебрежения душа свербела непереносимо. Он бы мог притвориться.
Безликий качнул головой.
— Нет. Я больше не стану праздновать труса. Когда колесо освободится ото льда, я уберу посох и запущу мельницу. Всё, что было, повториться вновь. Только на этот раз я буду умнее и не совершу прежних ошибок. Начну прямо сейчас. Идём. Здесь больше делать нечего.