— Моржи, — объяснял Асгрим. — Хорошо, что мы нарвались на самый край лежбища. Сейчас они, конечно, довольно спокойны, но по весне, бывает, нападают. Представь, как отбиваться от таких туш.
— Скорее уж от клыков, — я передёрнула плечами. — Папин друг предлагал привезти их вместо клыков вэса.
— Это бивни — роскошная диковинка, — цыкнул Асгрим, разглядывая моржей с явным расчётом. — Ваши торгаши охотно их меняют на дорогие ткани и специи с юга. Правда, ещё лучше они берут рога единорога.
— Что, настоящего?! — по нашему Кодексу единороги считались священными. Их запрещалось убивать строго-настрого под страхом смертной казни.
— Нет, тут есть одна здоровая рыбина, нарвал. У неё на носу растёт длинный рог. Если точно не знать, можно и не отличить. Правда, нарвалов морские колдуны в основном ловят, а им дорожку лучше не переходить, — Асгрим красноречиво указал на горло.
Морские колдуны у нас считались мифом. Морякам никогда особо не доверяли. Ну какой порядочный человек станет проводить большую часть жизни вдали от суши? Вот и называли самых удачливых из капитанов Морскими колдунами, демонами, что являются из морской пучины и обретают человеческий облик, пока коварством не заманивают людей в воду и там в образе акул пожирают их. Я тоже думала, это сказки тех, кто боится открытой воды, но если Асгрим говорит, что они действительно существуют, значит, это так. И они очень сильны, раз даже Стражей обводят вокруг пальца. Не хотелось бы с ними встретиться на узкой дорожке. Но вместе с тем удивительно, сколько в мире всего неизвестного даже учёным книжникам. И я бы никогда этого не узнала, если бы осталась сидеть в четырёх стенах. Так, быть может, только благодаря этому жизнь и стоит... жизни: двигаться, созерцать, не переставать удивляться сложности и многообразию заведённых порядков, а не приковывать себя намертво к роли жены и матери, особенно когда видишь, что эта роль не по тебе.
Весь отряд выбрался на сушу, и мы двинулись дальше. Закружились в воздухе тонкие снежинки, предвещая метель. Мы спустились в ложбинку между двух невысоких снежных холмов и там, в затишке, разбили лагерь. Впервые за все время похода пришлось ставить палатки — крохотные приземистые шатры из сшитых вместе шкур, хорошо защищавших от снега и ветра. Внутри с трудом вмещалось по трое человек или туат. Мне пришлось спать между Веем и Микашем, тесно прижимаясь к обоим и навалив сверху все наши одеяла, чтобы не околеть. Мы, люди, отдельно — так решил Асгрим. Но как же это было неудобно! Не повернуться, хотя ворочаться хотелось ужасно. И судя по всему, не только мне, потому что мальчишки тоже вздрагивали от малейшего прикосновения или завывания ветра снаружи. Микаш замкнулся. За весь день и словом не перемолвился, даже когда укладывались. Взгляд всё время отводил. Задумал что? Не нравилось мне это.
Метель вопреки опасениям оказалась не сильная. Когда мы проснулись, снова было ясно и безветренно. Нам повезло — Хельхейм баловал хорошей погодой, иначе бы замёрзли насмерть. От ветров и снегопадов укрытия никакого. Настоящая лысая, мёртвая пустыня, почти как на гравюрах в папиных книгах с барханами, движущимися волнами от яростных порывов. Только вместо жгучего песка не менее жгучий снег. И от мороза, оказывается, печёт не меньше, чем от зноя. Как я ни укрывала лицо, кожа всё равно обветривалась и саднила. Выступавшие на глазах слёзы так и вовсе горели непереносимо. Но я держалась, как и все.
Микаш замыкался всё больше с каждой ночёвкой, даже с туатами сделался угрюм и молчалив. Вею отвечал неохотно и односложно, а меня так и вовсе не замечал. Вместе с братом нам удалось развести его на пару тренировок во время стоянок, но выходило вяло и бестолково. Вместо того чтобы показывать приёмы, Микаш смёл Вея в пару ударов. И от оцепенения передо мной избавился, будто и не было, отмахнулся не всерьёз, как от назойливой мухи. Даже обидно. Он переживает из-за того, что наша цель близко?
Я тоже в смятении. Не могу поверить, что наше бесконечное путешествие подходит к концу. Что мы будем делать дальше, когда достанем клыки? А если не сможем, и все наши усилия окажутся напрасны? Не то чтобы Вей сильно дорожил местом в ордене, но как существовать без него? Все мужчины в нашей семье были рыцарями. Но, допустим, его примут. Он возьмёт Микаша в оруженосцы? Микаш согласится? С его заносчивостью и гордостью маловероятно. Да и не создан он для служения — скорее глотку себе перегрызёт. А куда пойду я? Все говорят, что даже с даром меня в орден не примут. Может, туаты позволят мне охотиться вместе с ними? Или стоит вернуться в Готланд и помогать Хромому Лису ухаживать за Тихим Змеем? Помнит ли меня ещё малыш? И согласится ли Хромой Лис терпеть рядом меня? А может, меня примет Хорхор? Я ведь явно ему приглянулась. Интересно, сколько я протяну в вечной мерзлоте? Но всё лучше, чем возвращаться. Один раз отведав свободы, я уже не смогу быть прежней, не смогу претворяться кроткой и послушной. Я не такая, теперь я точно знаю.
Я так ждала конца, а он наступил неожиданно быстро. Я даже заметить не успела, как лошади остановились, хотя прошло всего несколько часов после ночёвки. Настолько погрузилась в свои переживания, что не обращала внимания на притихшие разговоры и устремлённые вдаль взгляды.
— Дальше нам идти нельзя. Священное место, — с грустной торжественностью произнёс Асгрим.
Большие прямоугольные ворота высились впереди грозным тёмным силуэтом. Ворота в женские храмы всегда венчала полукруглая арка, прямоугольник же — символ мужского начала. Не знаю, почему вдруг вспомнилось. С обеих сторон их сторожили чудища на массивных постаментах. Из-за толстого слоя наледи очертания разобрать не получалось.