Страждущий веры (СИ) - Страница 130

130

— Это мясо священного животного. Оно придаст силы для ритуала. Съешьте всё, если хотите спасти ваших друзей.

Пришлось есть, хотя я насытилась, не очистив миску даже наполовину, а вот Микаш доедал уже третью порцию. И куда столько влезает? Хотя он раза в три крупнее меня.

— Почему эта дрянь на нас не подействовала? — спросил между сосредоточенным жеванием Микаш. — Меречки-эмеречки не вселились или как их там?

Я поджала губы. Хотелось высказать, что я думаю по поводу его привычки коверкать «сложные» имена и названия. Но голос Хорхора как по волшебству успокоил всколыхнувшуюся ярость.

— Вы отмечены другими духами: ты мятежным духом перемен, — он легонько коснулся моего плеча и повернулся к Микашу. Тот весь напрягся и скрестил на груди руки. Хорхор снисходительно улыбнулся: — А ты сумеречным духом возмездия.

— Очередные бредни, — пробубнил здоровяк себе под нос.

— Пойду подготовлю всё к ритуалу, — не обратив на него внимания, Хорхор направился к стене с костюмами и масками.

Я придвинулась поближе к Микашу.

— Почему ты весь, как на иголках? — спросила шёпотом.

— Отстань! Ты ведь со мной не разговариваешь? Так, пожалуйста, продолжай в том же духе, — начал язвить он и вертеться, как уж на сковородке.

— Нет, ты вчера что-то недоговорил — я чувствую. Выкладывай! — наседала я. Из кожи выпрыгну, но расколю. Как орех.

— Ничего важного, ещё одни суеверные бредни, — он отворачивался и закрывался руками. Значит, это было ещё как важно, мучило изнутри.

— Если бредни, тем более скажи — посмеёмся вместе.

— Это не смешно, а глупо. Незадолго до нашествия Ходоков к нам в село пришла горевестница. Ни у кого не останавливалась, а прямиком к нашему двору направилась. Дверь без стука нараспашку открыла и по-хозяйски за стол уселась. Мы как раз завтракать заканчивали. Мне надо было на работу бежать, но я так испугался за мать и сестру, что решил задержаться.

Горевестница ела с нами, нашу пищу, мать поставила на стол лучшее, что у нас про запас оставалось. Поглядывала на меня, сверлила слепым взглядом, потом повернулась к матери и, тыча в меня костлявым пальцем, сказала: «Этот не из ваших. Зачем ты здесь его держишь? Он должен быть со Стражами». Мать бледнее застиранной льняной скатерти сделалась: «Это мой сын. Я родила его и вырастила, чтобы он защищал нас и помогал. Не станут теперь никому отдавать».

От грозного взгляда карги стало не по себе: «Глупая женщина, не видишь, сколько в нём ярости и силы? Он привлечёт демонов в ваш дом!» Сестра перепугалась до смерти, ей вообще мало для этого нужно было. Она принялась раскачиваться и кричать: «Демоны! Демоны! Демоны идут!» Я бросился её успокаивать, но карга перехватила мою руку: «Не видите, слепцы? Тьма совьёт гнездо в его душе. Он сам станет демоном, худшим из всех, проклятьем нашего рода!»

Мать заколебалась. Я видел это в её мыслях, она хотела меня отдать. Так горько и страшно сделалось, так захотелось, чтобы этого дня никогда не было, чтобы все про него забыли. И они забыли. Сестра успокоилась, старуха молча ушла, а мать никогда не вспоминала о словах горевестницы даже в мыслях. Помнил только я, в кошмарах видел себя тёмной тварью с разноцветными глазами, сжигал людей на площадях больших городов, сжигал целые села вместе с жителями. А внутри была только ярость и ненависть ко всему живому.

Микаш поднял на меня затравленный взгляд:

— Теперь ты меня боишься?

Я вскинула брови. Боюсь ли? Иногда он меня пугает грубыми выходками, ранит резкими словами, но угрозы от него не исходит. Да и стоит ли верить словам старой карги?

— На меня однажды напал единоверец. Он полыхал гневом и ненавистью, я ощущала их почти осязаемыми. А с тобой такого не было ни разу, даже когда ты разбил себе руки из-за моих слов. Скорбь, гордыню — вот что я в тебе чувствую, но не злобу и не ненависть, — я придвинулась поближе и взяла его ладонь в свои. Огромная, бугристая от жёстких мозолей, но на ощупь шершавая и тёплая. Под моими пальцами она расслабилась и обмякла. Я тоже должна что-нибудь рассказать в благодарность. — Горевестница явилась на церемонию взросления моего брата. Это она велела добыть клыки вэса, сказала, на то воля богов. И предрекла мне скорую смерть при родах. Я поэтому сбежала, а не из-за Йордена. Я хотела жить. Хотела увидеть все чудеса Мидгарда, пускай даже моя участь будет более страшной, но не умирать от тоски в четырёх стенах рядом с человеком, который меня не любит и которого не люблю я.

Микаш сжал мои ладони. Взгляд потеплел, лучился ласковым светом, хрупкими нежными эмоциями. Медведь пожалел меня, надо же!

— Ты не умрёшь — я буду защищать тебя, — сказал он так пламенно, совсем как влюблённый мальчишка.

Наивный-наивный медвежонок! Я не выдержала и залилась смехом. Микаш убрал руки, как ужаленный, его лицо покраснело и забавно насупилось от обиды. К нам уже шёл Хорхор с ворохом меховых одежд, поэтому я приложила ладонь к губам и заставила себя замолчать.

— Что это? — подозрительно нахмурился Микаш, разглядывая ношу шамана.

— Костюмы для ритуала, — любезно пояснил Хорхор и разложил накидку из шкуры белого медведя возле чёрной, которую я недавно штопала. Нам вручили по круглой маске: мне белую с тонкими алыми узорами вдоль щёк, Микашу — чёрную с большими белыми, похожими на шрамы, зигзагами. — Демоны Северной звезды просачиваются через врата Червоточин во время сияния и меняют лад гармонии мира. От этого у людей и начинается безумие, которое позволяет эмирикам пролезать им под кожу и овладевать телами. Нужно спеть правильную песню и станцевать правильный танец. Он настроит гармонию на нужный лад и призовёт добрых духов, которые изгонят эмириков и излечат безумие. Играть и петь буду я, а вы — танцевать.

130